Карательная психиатрия

Sem-27 · 21 июня, 2014

Изощренейшая, кощунственная подлость психиатрии состоит в подмене человеческой сущности функциональностью. Этим они пытаются отрицать чудовищный ущерб, наносимый «лечением». Делают акцент на сохранение функций. Дескать человек (пролеченный) двигается, дышит, испражняется, разговаривает, чем то занимается, работает… Одним словом живет. Стало быть не все так не поправимо. Стало быть они как никак помогли. «Лечение» оправдано. Здесь присутствует конечно чудовищная глупость. Но все же не на столько они глупы, что б не понимать что творят. «Функциональность» ведь совсем не тоже, что «Человек», индивидуальность, его неповторимая сущность. Ведь никак один человек не может заменить другого. Человек не функция!!! Если ущипнуть одного человека другому больно не будет. И все, что чувствует человек, что происходит с ним, о чем переживает, чего не принимает все это абсолютно лично его! Никого более! Если б мы, каждый из нас не представляли из себя абсолютно отличного, самость нас бы попросту не было. То есть и говорить было б не о ком.

С позиции же психиатрической важна лишь функциональность. Вернее даже отсутствие некой «вредной» функциональности. И с этих позиций лишить человека воли, эмоций, протеста, всякого внутреннего сопротивления (то бишь вредных функций), сохранив функции иные (не вредные) можно принять положительным эффектом лечения, помощью больному. И именно этим, сохранением некоторых «основных» функций (хотя и здесь сохранность весьма и весьма липовая) эскулапы и обосновывают оправданность, целесообразность «лечения». Раз функции сохраняются, значит «побочные» действия «лекарств» не непоправимы.

Собственно этим же пороком «страдает» вообще современная медицина. По сути при всей насыщенности все возможными новейшими, совершенейшими средствами, аппаратурой знание медиков о человеке, его значении едва ли более глубокие, нежели в глубокой древности. И даже скорее наоборот. Познания развивались в чрезмерном детализировании, рассматривании отдельных частей, органов, функций… При этом целостность человеческого существа, как неповторимой, не воссоздаваемой личности совершенно упускалась из внимания. Не секрет ведь на сколько для современных врачей маловажны, не существенны жалобы самих больных. То есть тех самых людей, которые и обратились к ним, гипократам за помощью. На сколько они не расположены слушать рассказы о болях, страданиях, опасениях… Их это просто откровенно раздражает. Они привыкли полагаться на познания в биологии и физиологии. Им важно что покажут анализы, рентген, кордиаграммы … Все это конечно важно. Однако нельзя ведь, не допустимо забывать, что перед ними не бревно, не глина для изваяний – человек, самоценное существо из мяса, костей и нервов. И никто, ни какой сколь угодно грамотный специалист не может иметь представлении о происходящим с тем другим, на столь же глубоком уровне, как знать может только он сам. И если по всем анализам, обследованиям никакой патологии не обнаруживается, но сам человек чувствует себя совершенно разрушенным то отсюда никак не следует, что этот человек «несет бредню». Из этого следует, что познания современных лекарей далеки от совершенства. И очень многого, крайне важного, определяющего они не знают. И потому и обследования их указывают совсем не на то, что они безапелляционно выводят.

Что значит функции? А может ли вообще не быть функций? В природе, как известно ничто не находится в абсолютном покое. Все движется. Стало быть уже функционирует. Умерший начинает разлагаться. Появляются многочисленные микроорганизмы, выделяются множества различных веществ. Наконец заводятся черви, которые очень даже активно функционируют. Так что можно вывести, что функционирование человека продолжается? Ведь все это и микроорганизмы и черви появились из него. И такой пример от темы совсем не далек. Человека можно уничтожить так, что собственно от него, его самости, его клеток, генотипа не останется ничего, но функции при этом будут наличествовать. Человек в этом случае уничтожается доскональнее, чем умерший! Именно так уничтожается человек психиатрическим «лечением». Умирая человек оказывается куда более сохранен. Он уходит таким же, каким пришел в мир. А пролеченный психиатрически уничтожается полностью, выкрашивается так, что ничего от него уже не остается. А функции наличествуют. Функции есть, но чьи? Человека то нет.

Sem-27 · 21 июня, 2014

Томас Сас.

…Работа врача, между прочим, состоит в том, чтобы оказывать помощь. Работа судьи, между прочим, в том, чтобы причинять вред: наказывать нарушение закона без согласия нарушителя... Тюремные надзиратели, исполняющие вынесенные судьями приговоры, вредят своим заключенным вне зависимости от причин вмешательства. Психиатры, исполняющие вынесенные судьями приговоры, также вредят своим пациентам вне зависимости от причин и мотивов вмешательства... Разница лишь в том, что тюремщики не объявляют себя благодетелями заключенных, тогда как психиатры настаивают, что они — благодетели недобровольно госпитализированных пациентов... Большинство индивидуумов воспринимают свое насильственное психиатрическое лечение как наказание. Психиатры же настойчиво утверждают, что те, кто подвергается психиатрическому принуждению, являются психиатрическими пациентами, а не психиатрическими жертвами, что психиатрическое принуждение является лечением, а не наказанием, и что те, кто противится их «благотворительности», являются отъявленными врагами заботы о больных, а не защитниками свободы и справедливости. Тот, кто контролирует лексику, контролирует социальную реальность. Эрозия наших свобод — не тайна. Она, главным образом, — результат слияния медицины с государством, слияния, усиливающего зависимость людей от власти фарминдустрии и психиатрического контроля, поощрявшегося и поощряющегося необоснованно широким определением терминов «болезнь» и «лечение». Когда правительство контролирует религию, не только религиозная свобода, но все свободы становятся химерой. Когда правительство контролирует здоровье [людей], не только медицинская свобода, но все свободы становятся химерой…

Поддержите, это нужно и Вам: http://goo.gl/m4iDu8

Sem-27 · 22 июня, 2014

...Вот ещё пример внезапного возникновения эндогенной шизофрении (не пограничного реактивного расстройства-тяжесть же симптомов слишком большая-скажет человек-диплом).

Мужик был избит на улице.

Через несколько месяцев начались галлюцинации и бред.

Несколько лет обитает в дурдоме.

"Ну,-скажется психиатр, ЧМТ, значит".

Избит довольно несерьёзно-кости не сломаны, было только сотрясение (или вообще не было, не помню из рассказа).

Но родственники его не поддержали, (и я уверен, что много важной информации как всегда, замолчалось), наступил внутренний конфликт вроде "за что мне такое?" и -и-и.Всё, здравстуй...

Sem-27 · 22 июня, 2014

Скандал вокруг жестокого обращения с детьми в Кимовском детском доме Тульской области получил широкую огласку. Безусловно, хочется выразить уважение священнику о. Сергию, который не ограничился утешением своих подопечных и сделал эти факты достоянием общественности и правоохранительных органов. Надеюсь, что судьбу директора детского дома И. В. Карпенко и его покровителей теперь будет решать суд. Хочется также надеяться, что суд этот будет беспристрастным.

Подробности: http://www.regnum.ru/news/1164917.html#ixzz1N6ocBfrk

Sem-27 · 22 июня, 2014

... ...Я тоже хочу подтвердить, что психиатры бесчеловечно обращаются с

людьми. Мои слова надо воспринимать как свидетельские показания. Если

недостаточно одного свидетеля, то двух свидетелей уже следует

воспринимать серьезней. Я тоже "лечилась в психушке". И видела как

больных бьют, привязывают к кровати на всю ночь (больной даже не может в

туалет сходить пописать), колят сульфазин (этот препарат вызывает

сильные мышечные боли и человек не может двигаться), применяют препараты

после которых человек совсем не соображает. Также свидетельствую, что в

псих. больницах люди умирают от жестокого обращения. Лично видела как в

коридоре на каталке лежала парализованная женщина, никто за ней не

ухаживал. Воняло от нее мочой, никакой мед помощи не оказывалось. Потом

ее куда-то увезли (умерла наверно).

Если считать , что таким способом можно кого-то вылечить - то пожалуй

такая медицина напоминает фашистский концлагерь. И потом что за бред,

что псих. больных надо так истязать, с животными обращаются лучше.

Вообще с какой целью псих. больницы создавались, чтобы так над людьми

издеваться? Тогда название не подходит больница - это совсем другое

учреждение...

Sem-27 · 22 июня, 2014

.. ПОДПИСЫВАЮСЬ ПОД КАЖДЫМ СЛОВОМ !!! Единственное что можно добавить... Постараться выразиться более ёмко что-ли... НЕЙРОЛЕПТИКИ УБИВАЮТ ВНУТРЕННИЙ МИР ЧЕЛОВЕКА: РАЗУМ, ВОЛЮ, МОТИВАЦИЮ, БОГАТСТВО ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ЭМОЦИЙ, ИНТЕРЕС К ОКРУЖАЮЩЕМУ МИРУ, К ДРУГИМ ЛЮДЯМ, К САМОМУ СЕБЕ, ДЕЛАЮТ ЕГО БЕСПЕЧНЫМ, КРАЙНЕ ИНФАНТИЛЬНЫМ, ЖИВОТНОПОДОБНЫМ ИЛИ НЕВМЕНЯЕМЫМ СУЩЕСТВОМ С РАСЩЕПЛЁННОЙ ПСИХИКОЙ И ПОЛНОСТЬЮ БЕЗЗАЩИТНЫМ ПЕРЕД ЛЮБОЙ ОПАСНОСТЬЮ. ОНИ ОТНИМАЮТ ВСЁ САМОЕ ЦЕННОЕ, ЧТО ДАЛА ПРИРОДА ЧЕЛОВЕКУ. И, ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ СТРАШНЕЕ ЭТОГО, - ЧЕЛОВЕК ПОНИМАЕТ ВСЁ ЭТО В ГЛУБИНЕ ДУШИ,НО НЕ МОЖЕТ ЭТО НИ КАК ВЫРАЗИТЬ, ОСТАЁТСЯ САМОУБИЙСТВО, НО НА НЕГО НУЖНО ТО , ЧТО ОТНИМАЮТ НЕЙРОЛЕПТИКИ. ВОТ ТАКОЕ НЕИЗВЕДАННОЕ, НЕЗАПЛАНИРОВАНОЕ ЧУДО НАУКИ !!! ...

Sem-27 · 22 июня, 2014

Аминазин

...У меня была очень хорошая характеристика, у Миши – очень плохая. В характеристиках про нас было написано все. В характеристиках было написано, что я очень–очень хороший, а Миша – очень–очень плохой. Если бы в Рай или Ад принимали по характеристикам, мы с Мишей не встретились бы больше никогда.

В Мишиной характеристике было написано, что он безнадежно испорчен, не признает авторитета учителей, что Миша представляет несомненную опасность для окружающих. С этой характеристикой после окончания школы его направили в психоневрологический интернат. В психоневрологический интернат, то есть дурдом, отправляли самых–самых плохих. Поэтому в дурдоме его положили в палату к самым плохим и опасным. Он лежал в палате с ворами–рецидивистами, мокрушниками и насильниками – с зэками. Зэки спасли ему жизнь. Если бы в дурдоме не было зэков, Миша бы умер.

В первый же день пребывания Миши в дурдоме ему вкололи укол аминазина. Мише стало плохо, очень плохо. После аминазина становится плохо всем. Даже здоровые и безбашенные зэки боялись аминазина. Аминазин им назначали только в крайних случаях. Но Миша был страшнее зэков. Зэкам кололи одну ампулу аминазина, Мише назначили полный курс. Наверное, врачу было некогда осмотреть Мишу. Врач прочитал характеристику и испугался. Наверное, он боялся Миши очень сильно, так сильно, что решил встретиться с ним только после полного курса аминазина.

Когда молоденькая медсестра пришла делать Мише следующий укол аминазина, Мише было совсем плохо. Мише было уже почти все равно. Его расслабленные мышцы расслабились еще больше. Миша стал дураком от одного укола. Он лежал и не мог понять, что все делается для его же блага. От уколов он должен был стать хорошим, совсем хорошим. Но он упорно не хотел становиться хорошим, характеристика была права. Он хотел остаться плохим. Чтобы стать хорошим, нужно было терпеливо переносить укол за уколом. После последнего укола он обязательно стал бы хорошим, я уверен, – ведь после первого он не мог жевать.

Молодой веселый зэк подозвал медсестру к своей кровати. Внезапно схватил ее за рукав халата, бросил на кровать. Навалился всем телом, отобрал шприц.

– Чем народ травишь?

– Не положено говорить. Отпусти сейчас же, я закричу.

– Что в шприце, -?

– Витамины.

– Странно, что–то он после твоих витаминов разговаривать не может. Ну, ты меня знаешь, я доверчивый. Сейчас я этот витаминчик тебе вколю.

Медсестра перестала вырываться, заплакала.

– Не надо, пожалуйста, не надо. Там аминазин.

Зэк побагровел. Зэка передернуло. Он медленно справлялся с гневом.

– Тихо, – сказал он. – Слушай меня внимательно. Я свои ноги на лесоповале потерял. Но руки еще при мне. Хорошие руки, сильные. – Он придвинул к лицу девушки кулак, огромный кулак в татуировках. – А еще я подхватил в тюрьме психическую болезнь. Когда вижу беспредел, на меня находит. А когда на меня находит, я за себя не отвечаю. Кажется, прямо сейчас находит. Вот сейчас задушу тебя, и мне ничего не будет, совсем ничего.

Он отпустил ее. Медсестра встала, шатаясь. Она стояла перед зэком, плакала и даже не пыталась убежать.

– Ладно. Знаешь ведь, что я пошутил, не плачь. Скажи мне, только честно, зачем вы ему эту гадость кололи?

– Не знаю, мне говорят, я колю. Мы всем буйным колем.

– Понятно. Теперь все понятно. Выходит, он буйный?

Медсестра кивнула, медсестра не могла говорить, она плакала.

Зэк ловко соскочил с кровати на тележку. Зэк подъехал к Мишиной кровати, сдернул с Миши одеяло. Миша лежал на кровати неподвижно. Руки и ноги его, тоненькие, как спички, были совсем не страшные. Совсем.

Мужчина смотрел на Мишу, мужчина не отводил глаза. Сказал с тоской, как будто ни к кому конкретно не обращаясь. Выдохнул в воздух перед собой:

– Да. Серьезный случай. Сразу видно, что буйный. Такой с одного удара лошадь повалит, не то что медсестру. Тут без санитаров не подступишься. – Повернул голову в сторону женщины. – А ты, я гляжу, смелая. Не страшно тебе было мальчишку колоть? Бога не боялась?

Она не боялась Бога, она никого не боялась, кроме начальства. Еще зэка боялась. Удушит ведь, подонок, – и ему ничего не будет. Он уже наказан авансом. Наказан за все.

– Что ты стоишь, дура?! – внезапно закричал зэк на медсестру. – Сделай что–нибудь. Не видишь – умирает он. Чаю хоть принеси сладкого. Он же не ел ничего с утра.

Медсестра принесла сладкого чаю, медсестра сменила простыню.

Вечером Миша открыл глаза. Вечером он застонал.

Зэк подкатил на своей тележке. Зэк бережно покормил Мишу мясом. Мелко нарезанные кусочки мяса он аккуратно вкладывал Мише в рот, терпеливо ждал, пока мальчик проглотит очередной кусок.

– Ну как, понравилось мясо?

– Понравилось, спасибо.

– Значит, ты собачатину любишь?

– Так это собака была?

Зэк засмеялся. Зэк смеялся в полный голос, скаля металлические фиксы. Смеялись все, смеялась вся палата. Смеялись от радости за Мишу и от удачной шутки одновременно. Кто–то отчаянно лаял.

Миша не смеялся. Миша спросил холодно и серьезно:

– Еще есть?

– Что «еще»? – не понял зэк.

– Мясо еще осталось? Когда собаку привели? Или съели уже все?

Зэк странно смотрел на странного мальчика.

– Собаку сегодня привели. Мяса много. Так ты ел собаку до этого?

– Нет, – снисходительно усмехнулся Миша. – Не ел. Но приблизительно представлял, куда меня отвезут.

– И откуда ты такой взялся?

– Из детдома.

– Мяса мне не жалко. Сейчас еще дам. Может, ты и водки выпьешь?

– Выпью.

Зэк налил водки на дно стакана, одной рукой приподнял Мишину голову над подушкой, другой потихоньку влил водку в раскрытый рот. Подождал, пока Миша проглотит жидкость, дал закусить. Смотрел на мальчика, как на загадочную зверушку.

– Ну что, пошла? – спросил участливо.

– Пошла, – весело ответил Миша. – Куда она денется?

Зэк нахмурился. Зэк не понимал.

Спросил зло, спросил грубо, спросил, как отрезал.

– За что тебя?

Миша рассказал.

Зэк нахмурился, зэк сосредоточенно думал.

– Значит, ты, гаденыш, голову мыл, сигареты покупал и директора козлом обозвал? Ты, получается, как все мы – зэк?

– Получается.

– Во что (автоцензор) редиски, суки, вытворяют. Уже и до детей добрались.

– Это не (автоцензор) редиски, это воспитатели.

– Заткнись. Я лучше знаю. (автоцензор) редиски – они и есть (автоцензор) редиски.

Развернулся на тележке. Обвел глазами коллектив.

– Так. Пацан – наш. Собачатину жрет, водку пьет. Срок тянет ни за что. Умереть не дадим. Кто тронет или слово скажет – убью. Все поняли?

Никто не спорил. Все поняли. Сказал – убьет, значит – убьет...

Поддержите граждане: http://goo.gl/m4iDu8 Это нужно вам и вашим внукам.

Andrey81 · 23 июня, 2014

Аминазин
...У меня была очень хорошая характеристика, у Миши – очень плохая. В характеристиках про нас было написано все. В характеристиках было написано, что я очень–очень хороший, а Миша – очень–очень плохой. Если бы в Рай или Ад принимали по характеристикам, мы с Мишей не встретились бы больше никогда.
В Мишиной характеристике было написано, что он безнадежно испорчен, не признает авторитета учителей, что Миша представляет несомненную опасность для окружающих. С этой характеристикой после окончания школы его направили в психоневрологический интернат. В психоневрологический интернат, то есть дурдом, отправляли самых–самых плохих. Поэтому в дурдоме его положили в палату к самым плохим и опасным. Он лежал в палате с ворами–рецидивистами, мокрушниками и насильниками – с зэками. Зэки спасли ему жизнь. Если бы в дурдоме не было зэков, Миша бы умер....
Поддержите граждане: http://goo.gl/m4iDu8 Это нужно вам и вашим внукам.

Уважаемый Sem-27, я уже ранее выкладывал ссылку на эту главу из книги Рубена Гонсалеса Гальего «Я сижу на берегу» - здесь - http://www.zonazakona.ru/showthread.php?p=1685666#post1685666

Sem-27 · 24 июня, 2014

Уважаемый Sem-27, я уже ранее выкладывал ссылку на эту главу из книги Рубена Гонсалеса Гальего «Я сижу на берегу» - здесь - http://www.zonazakona.ru/showthread.php?p=1685666#post1685666

Спасибо. Вы правильно делали. Подобные темы, повествования всегда имеет смысл доводить до внимания. Что б не оставались в неведении. Многим даже желательно оставаться в неведении. Я стараюсь этому мешать.

Sem-27 · 29 июня, 2014

Этот текст представляет наиболее полное, подробное, аналитическое описание роли принудительной психиатрии в обществе. Действительно столь объемного и подробного свидетельства больше нет. Во всяком случае я не встречал. Хотя описал все это обычный рабочий парень, волею несправедливой участи испытавший это зло на себе.

Личная история. Отрывки.

У людей есть темы, на которые не принято говорить вслух. Замалчиваться могут различные вопросы. Все знают, мужчины совершенно по иному выражаются о женщинах в тесной компании своих приятелей, нежели когда в беседе станет принимать участие хотя бы одна представительница противоположного пола. Или вот совсем другой пример: устроители азартных игр и подобных мероприятий (лотереи, казино, игровые автоматы, букмекерские фирмы...) основывают свою деятельность и получение дохода исключительно на проигрышах большинства своих, как правило, и без того бедных клиентов, но для заманивания людям обещается непременно крупный выигрыш и призы, активно привлекаются подставные игроки внешне приличного вида, обманывающие простафиль ложными, замысловатыми советами, что, якобы, ими так успешно зарабатываются деньги.

Так вот и в этой работе пойдёт речь о горькой и невесёлой тайне, которая не то что скрывается от широкой общественности, а по многим соображениям её не принято открыто упоминать и в профессиональных кругах российских психиатров, но тем не менее каждый занимающий должность врача-психиатра о ней прекрасно осведомлён и сотрудники государственных психиатрических учреждений свою деятельность на этом секрете сейчас только и основывают...

… 15 февраля 2001 года примерно после 7 часов утра в дверь квартиры позвонили 2 работника милиции. Потребовали меня. Я отпер дверь и вошедшие милиционеры заявили, что со мной срочно хочет поговорить участковый инспектор и мне даётся 5 минут на сборы. Я второпях оделся, а так-как паспорт сдал вчера на замену, то взял с собой Военный билет. Работники милиции сразу изъяли у меня Военный билет и торопили настолько, что холодной зимой не дали одеть даже шапку, сказав, что отделение милиции рядом и довезут на машине. Затем меня привезли в ОВД района «Беговой», попросили расписаться в дежурном журнале, я расписался и посадили на скамейку в полутёмном помещении напротив «обезъянника». По постоянно работавшему в отделении телевизору из смежной комнаты было слышно, что настало 8 часов утра и сотрудники милиции разбудили человека, спящего напротив меня в камере

У другого дежурившего сотрудника милиции я спросил на каком основании и почему меня задерживают. Сначала он отказывался объяснить, говоря подождать. Тогда я задал вопрос, могу ли позвонить посредством своего мобильного телефона в юридическую консультацию? Сотрудник милиции запретил и буквально только на несколько секунд из своих рук показал мне лист бумаги, на котором печатными буквами и от руки было написано насколько помню следующее: «Психически больной Евстигнеев Е.А., 1975 г.р. в связи с сезонным обострением опасен для себя, родителей и окружающих...» Так как этот листок был показан мне на пару мгновений, то я не успел целиком прочитать его, но по-моему, тогда там внизу отсутствовала даже печать и дата. Я был сильно удивлён, даже ошарашен, сказал, что это ложь и вынужден был дожидаться разбирательства.

Приблизительно к обеденному времени (к 2-3 часам) в отделении милиции появились две женщины. Одна из них выглядела лучше и представилась заместителем главного врача ПНД - Прытова Е.Б. А другая женщина выглядела грязноватой, была неухоженна и на вид часто пьющая, она всё время только молчала, смотря на меня. Работники милиции предложили Прытовой пройти в светлый кабинет для беседы со мной, но она сразу отказалась, сказав, что ничего мы тут побеседуем и сказала милиционерам показать ей бумагу, какая у них есть на меня. Тот листок она сначала взяла в руки, а потом постепенно упрятала. Усевшись рядом с маленьким обшарпанным столом, Прытова постоянно смотря мне выше моих глаз прямо в лоб, напористо задала несколько коротких вопросов: кем работаю, много ли друзей, с кем живу, знаю ли о NLP, дианетике и какие у меня увлечения? Я спокойно кратко ответил, добавив, что ни о NLP, ни о Дианетике ничего не знаю и хобби у меня тоже нет. Интересно, что она постаралась сделать очень удивлённый вид, узнав об отсутствии у меня каких-либо увлечений. «Что у вас нет никакого хобби?!» - широко раскрыв уставленные мне в лоб глаза, с возбуждением переспросила она. Я подтвердил, что нет и всё время уделяю работе. Тут она, попрежнему смотря чуть выше моих глаз в лоб, стала с интонацией резко говорить, что я психически больной человек и что у меня скоро может быть «срыв». Хотя я и был несколько обескуражен её словами, но спросил почему она так считает? Прытова ответила, что она специалист и сделала вывод по неизвестным мне внешним признакам и отдельно добавила: "по позе". А далее, смотря в лоб, говорила: «Вы же умный человек, у нас работают сильные санитары - не сопротивляйтесь, сейчас машина отвезёт вас в хорошую больницу, там проведут обследование!» Хотя я был против её мнения, но в данной ситуации согласился проехать в больницу на обследование. В конце разговора, спросил, знакома ли она с моей матерью? «Что вы!» - всё глядя в лоб, с мимикой брехала она: «я вашу мать и не знаю, меня попросили обследовать вас очень из высоких инстанций. Не буду вам говорить каких. Высоких...» Прытова поспешно встала и со всё время молчащей женщиной собралась уходить. Вся короткая беседа длилась около 5 минут. Я был удивлён и стал несколько подавлен. Тут, когда Прытова подходила к дверям, работники милиции её окрикнули и сказали про 2-го гражданина - Вильгельма А.А. Она, только увидев его, спросила: «Так кого забирать-то: 1-го или 2-го?» Работники милиции предоставили право выбора ей и она почему-то сразу забрала с собой Вильгельма А.А. под охраной милиционера, а я вынужден был остаться в отделении.

Признаюсь, тогда о психиатрии я ничего не знал, кроме редких отрывков из комедийных фильмов, да случайного сюжета в теленовостях и мне чуть по-человечески интересно было взглянуть, что же происходит в психиатрической больнице, какие там пациенты? В этом пугало и неприятно было только то, что происходило как-то неожиданно и не мог никуда сообщить что со мной, да и стеснялся, а кроме того, надо было в это время уже быть на работе, а тут - незапланированное приключение... Я всё наивно полагал, что скоро в хорошей специализированной больнице быстро проведут тщательное обследование и отпустят.

Конечно, тогда по неопытности и предположить не мог, что в нашем районе лихо орудует организованная банда из лиц на государственных должностях, промышляющая отниманием собственности от пострадавших к преступникам. Именно пострадавших от преступлений граждан, обратившихся в местное отделение милиции для регистрации факта преступления против них, таких людей, наоборот - похищают в далёкий дурдом, где преступникам изощрённо помогают не только сокрыть улики уже совершённого преступления, но и предоставляют возможность завладеть ещё и всем имуществом пленённых, в том числе, недвижимостью!

Время шло. Есть хотелось уже очень сильно. Пока ждал отправки на обследование в больницу, вёл себя порядочно и спокойно, но непредставившийся сотрудник милиции, издавший приказ о моём приводе из дома в отделение, вальяжно приказал мне зайти в «обезъянник» и запер за мной дверь, буквально ловко объяснив это так: «Чтоб нам спокойней было.» Звонить с мобильного телефона полностью запретили и я не мог предупредить никого даже на работе. А когда мне кто-либо звонил и я отвечал на звонки, то работники милиции выражали возмущения. По мягкости характера и не желая ссориться, я выполнял их указания.

Из камеры услышал, что тот единственный нормальный рыжеватый дежуривший сотрудник милиции, обнаружив, сказал другому, что Прытова у них оказывается забрала ту фиктивную бумагу и теперь они меня держат в отделении без формального обоснования!

Когда уже телевизор ничего не показывал - видимо было далеко заполночь - наконец приехала специальная машина, чтобы забрать меня в больницу. Вид у приехавших дурной: худые, один в очках и с длинными волосами, а другой хоть и в белом халате, но словно наркоман.

Меня обыскали, вынули содержимое карманов, составили опись и отдали всё приехавшим за мной. Приковали наручником, объясняя тем, что один человек при доставке в психбольницу выпрыгнул на ходу из автомобиля, получил сильные травмы и был направлен в обычную больницу. Сейчас я понимаю - тот смело выпрыгнувший был прав, а тогда я ещё не знал, что ждёт впереди.

Сели в машину и приехали в «Городскую клиническую психиатрическую больницу №4 имени Ганнушкина П.Б. города Москвы». Сначала в приёмное отделение. Чувствовал я себя уже очень плохо - голод, слабость и сонливость сковали ночью весь организм. Что было здесь я помню хуже. В приёмном отделении поспрошали простые вопросы: как зовут, дата рождения, где живу. Приказали переодеться в драную, грязную, паршивую, казённую одежду, составили опись всех моих вещей с деньгами, одеждой и обувью и предложили подписать добровольное согласие на лечение. Я отказался. Тогда меня здоровенные санитары проводили в 5-е мужское отделение и уже тут разговоры стали совсем другие - совсем непривлекательная худощавая медсестра в белом халате и огромных очках на разный манер твердила: «Подписывай, Женя! Ты почему не подписываешь?!» Я отказывался подписывать добровольное согласие на лечение. Появились 2-е опасных психбольных - завсегдатаи отделения: Маркин Александр и по имени Марат. Вместе с сотрудниками больницы они меня обессилевшего долго, более часа нагло заставляли подписать добровольное согласие на лечение, то говоря, что здесь все подписывают, то угрожая, что мне будет ещё хуже и меня откажутся кормить, то предлагая сразу накормить, если подпишу. Мучали и мучали своей мерзкой болтовнёй. В конце-концов мне принудительно в ягодицу сделали укол какого-то препарата, я стал постепенно терять сознание и пока ещё чего-то соображал, мне тыкали лист бумаги: «Подпиши... подпиши...»

Проснулся когда было светло. Голод жуткий, силы отсутствуют, ходить еле могу. Помню состоялась скупая беседа с заместительницей начальника отделения Грициенко Верой Даниловной в её кабинете. Эта тварь, пока я находился ещё под действием укола, допытывалась: где, кем я работаю, много ли у меня друзей и чем они занимаются. Снова предлагала мне подписать добровольное согласие на лечение. Я отказался и так и не подписал.

Дополню, 15 февраля, то есть числом раньше меня, в этом же отделении психбольницы оказался Вильгельм А.А., сидевший рядом на скамейке в отделении милиции. Мы узнали друг-друга. Позже он сообщил, что из милиции он с теми женщинами поехал в ПНД№4, где его обследовали около 1-2 часов, а затем отправили в дурдом, но он тоже отказался подписать добровольное согласие на лечение.

Что было ещё не запомнилось. Мне разрешили есть в столовой. По 3 раза в день принуждали пить препараты и каждый вечер делали укол в ягодицу. Еле ходил, разум помутнел - меня отравили. Обстановку вокруг тогда помню плохо. Много спал.

Так шли дни и ночи. Постепенно организм стал превыкать к губительным препаратам и хотя всё время чувствовал себя специфично, словно сонным, но уже постепенно иногда мог разговаривать с другими пациентами.

С самого начала меня поместили во 2-ю палату отделения, а затем перевели в какую-то другую.

Примерно через неделю уколы делать перестали, а по прошествии около 2-х недель сознание стало понемногу возвращаться, несмотря на принудительный приём других отравляющих препаратов. И хотя я тогда плохо соображал, но всё-таки можно было заметить, что в дурдоме большей частью продолжительно тамятся под действием губительных препаратов обычные мирные граждане.

Вместе со мной в палате лежал один спокойный человек чуть старше меня, его все часто называли по кличке и он рассказал, что уже долгое время пребывает в разных психбольницах, а принадлежащие ему 2 квартиры, одна из которых находится в Митино, другими лицами сдаются в аренду!

Судить о реальном состоянии здоровья узников конечно сложно, так как большинство находится под действием химикатов, но некоторые выводы уже можно сделать было тогда.

Долгое время в отделении, в одной палате вместе со мной содержался Зотов Аркадий Николаевич - молодой спокойный парень из Митино, оставивший свой номер домашнего телефона: 752 7150. Сомневаюсь, что он получил лечение в больнице, хотя возможно и имеет малое заболевание.

А вот другой пример: наркомана, лежавшего на кровати рядом со мной, по имени Алексей, у которого по ночам были сильные приступы, выписали приблизительно через неделю после поступления в больницу. Он тоже оставил мне свои телефоны для связи: 379 5137, 4314162, 4316453.

Есть малая часть опасных психбольных, заправляющих в отделении. Они отнимают передачи у остальных. Одному человеку тогда в 5-м отделении сломали челюсть. Если отказаться принимать препараты, то заставят опасные психбольные садисты, подлизывающиеся к сотрудникам отделения.

Кто-то выписывался, кто-то поступал в заключение. У кабинета руководящих работников отделения бывало выстраивалась очередь посетителей с сумками.

В туалете и палатах грязь. Вонь. Отсутствует горячая вода. На окнах решётки.

Оказалось, когда меня заключили в отделение психбольницы его начальник - Грозов Сергей Петрович - был в отпуске. Прошло какое-то время (1-2 недели) и он вышел на работу. Состоялась 3-х минутная стандартная беседа с ним в кабинете, но ничего не изменилось - он такой же подлец, как и остальные работники отделения.

Томление в психушке жутко. Был узник по кличке «Ба-Бай» - высокий, но исхудавший, истончавший человек. Его никто не навещал, над ним издевались и вдобавок препятствовали в приёме пищи, выталкивая из столовой, поэтому приходилось питаться редким воровством. Ходил в рваной, казённой одежде и постоянно с травмами на лице. От окружающих слышал только матёрую ругань, крики и... молчание. Уже с трудом говорил. Он запомнился мне тогда и думаю не только мне... Сейчас, когда пишу эти строки в 2003 году, горечь подступает к глазам - теперь понимаю, это был узник, приговорённый к смерти! Помню сухой, непонимающий взгляд его голубых глаз...

Родной отец обнаружил моё неожиданное исчезновение, узнал где я и 5 марта навестил, поэтому на следующий день - 6 марта 2001 года - меня неожиданно освободили, выдав на руки лишь 2 документа: больничный лист и направление для постановки на учёт в ПНД. В них напрочь отсутствовал диагноз.

При освобождении Грициенко В.Д. говорила о съезде с квартиры, но я спросил: «Неужели я больной человек? А какой у меня диагноз?» Грициенко ответила, что конечно я больной, а диагноз они не сообщают и отказалась далее говорить. Тогда, ещё находясь в затравленном состоянии, наполовину верил этой скотине и даже предположить не мог, что за диагноз преступники сфальсифицировали мне - гражданину, успешно трудящемуся на 2-х работах!...

К сожалению перестал действовать ресурс на котором это повествование можно прочесть полностью.

Sem-27 · 29 июня, 2014

***ИЗ АРМИИ В ПСИХУШКУ---ТАКОЕ ВОЗМОЖНО!?!?**

Помогите!!! Мой брат в беде!!!

Тема армии является очень щепетильной испокон веков, и особенно в настоящее время!!!! Но как же так, у людей, которые искренне хотят служить в армии – всегда что-то происходит и зачастую это что-то очень плохое!

В нашей семье очень хорошо относились к армии, даже я хотела туда попасть, когда умер отец, я пошла, проходить комиссию, но мне сказали что по состоянию здоровья я не прохожу. Мой брат тоже очень хотел служить, прошло 6 лет его желание не пропало, а наоборот он стал руководствоваться новыми принципами. По окончанию колледжа он поехал в военкомат, он долго проходил комиссию. За время прохождения комиссии он успел получить права, его 3 раза приглашали в военкомат. На 3-й раз его все же забрали в армию, сказали, что долго его отбирали т.к. проверяли для службы в секретных войсках (уж не знаю, насколько достоверна это информация), мой брат был просто счастлив.

И вот его забрали в декабре 2010 года. По прибытию в часть ему все нравилось, Н/г они отметили хорошо, было много сладостей. Он еще до армии хотел военную карьеру, и тут его желание окрепло. Через неделю после Н/г нам позвонил командир и сказал, что мой брат неадекватно ведет себя. Мама спросила: "Можно приехать?". Тот сразу отмахнулся и сказал, что не нужно. 23 января должна была быть присяга. Мы с мамой уже ехали в поезде, когда раздался звонок и это был мой брат. Он и до этого звонил. По голосу мы его не узнали. Он не понимал, где он находится, мама попросила, чтоб он дал трубку кому-нибудь, что бы узнать, где он. Как оказалось он, находился в психбольнице, и он все также в неадекватном состоянии...

Sem-27 · 29 июня, 2014